To look at the river made of time and water
and remember that time is another river,
to know that we lose ourselves like the river
and that faces go by like the water.

To feel that wakefulness is another sleep
that dreams it is not dreaming and that the death
that our flesh fears is that death
every night that is called sleep.

To see in the day or in the year a symbol
of the days of mankind and of his years,
to change the outrage of the years
into a music, a rumor, and a symbol,

to see in death sleep, in sunset
a sad gold, such is the poetry
that is immortal and poor. Poetry
returns like dawn and sunset.

Sometimes in the evening a face
looks at us from the bottom of a mirror;
art should be like that mirror
that reveals our own face to us.

They tell that Ulysses, tired of wonders,
wept with love at the sight of his Ithaca,
green and humble. Art is that Ithaca
of green eternity, not of wonders.

It is also like the endless river
that passes and remains and is the mirror of one same
inconstant Heraclitus, who is the same
and is another, like the endless river.

English translation by Sedula Scott

Mirar el río hecho de tiempo y agua
Y recordar que el tiempo es otro río,
Saber que nos perdemos como el río
Y que los rostros pasan como el agua.

Sentir que la vigilia es otro sueño
Que sueña no soñar y que la muerte
Que teme nuestra carne es esa muerte
De cada noche, que se llama sueño.

Ver en el día o en el año un símbolo
De los días del hombre y de sus años,
Convertir el ultraje de los años
En una música, un rumor y un símbolo.

Ver en la muerte el sueño, en el ocaso
Un triste oro, tal es la poesía
Que es inmortal y pobre. La poesía
Vuelve como la aurora y el ocaso.

A veces en las tardes una cara
Nos mira desde el fondo de un espejo;
El arte debe ser como ese espejo
Que nos revela nuestra propia cara.

Cuentan que Ulises, harto de prodigios,
Lloró de amor al divisar su Itaca
Verde y humilde. El arte es esa Itaca
De verde eternidad, no de prodigios.

También es como el río interminable
Que pasa y queda y es cristal de un mismo
Heráclito inconstante, que es el mismo
Y es otro, como el río interminable.

Update: Reader Yuras Karpau directs us to this Belarusan Russian translation of the poem.

Глядеться в реки – времена и воды –
И вспоминать, что времена как реки,
Знать, что и мы пройдем, как эти реки,
И наши лица минут, словно воды.
И видеть в бодрствованье – сновиденье,
Когда нам снится, что не спим, а в смерти –
Подобье нашей еженощной смерти,
Которая зовется ╚сновиденье╩.
Считать, что каждый день и год – лишь символ,
Скрывающий другие дни и годы,
И обращать мучительные годы
В строй музыки – звучание и символ.
Провидеть в смерти сон, в тонах заката
Печаль и золото – удел искусства,
Бессмертный и ничтожный. Суть искусства –
Извечный круг рассвета и заката.
По вечерам порою чьи-то лица
Мы смутно различаем в Зазеркалье.
Поэзия и есть то Зазеркалье,
В котором проступают наши лица.
Улисс, увидев после всех диковин,
Как зеленеет скромная Итака,
Расплакался. Поэзия – Итака
Зеленой вечности, а не диковин.
Она похожа на поток бескрайний,
Что мчит, недвижен, – зеркало того же
Эфесца ненадежного, того же
И нового, словно поток бескрайний.

*Ink runs from the corners of my mouth
There is no happiness like mine.
I have been eating poetry.
~Mark Strand, “Eating Poetry,” Reasons for Moving, 1968